Эта статья посвящена памяти Вольфганга Вебера (1949–2024). Он участвовал в подготовке и обсуждении этой статьи вплоть до самой своей смерти в ноябре прошлого года.

В ознаменование 85-й годовщины подписания пакта Сталина-Гитлера в августе прошлого года в Музее Берлин-Карлсхорст (бывшем Немецко-российском музее) открылась передвижная выставка Раскол посреди Европы: Последствия пакта Сталина-Гитлера. В следующем месяце была опубликована сопутствующая книга с таким же названием.

В этом уникальном музее, расположенном на историческом месте, где немецкий Вермахт капитулировал перед Красной армией в мае 1945 года, новая экспозиция искажает историю Второй мировой войны, переписывая ее в соответствии с текущими военными целями Германии в ходе прокси-войны НАТО против России.

Передвижная выставка, созданная в сотрудничестве с профессором Анке Хилбреннер, заведующей кафедрой восточноевропейской истории Дюссельдорфского университета имени Генриха Гейне, скромна по размерам и занимает лишь боковую комнату музея. Тем не менее она предназначена для охвата широкой аудитории по различным каналам. Она уже демонстрировалась в немецких городах Дюссельдорф и Люнебург, а Федеральное агентство политического образования планирует сделать ее доступной в цифровом виде в качестве учебного пособия для школ. В начале 2025 года выставка переместилась на Украину. Проект получил государственное финансирование, в том числе поддержку Уполномоченной федерального правительства по культуре и СМИ Клаудии Рот («Зеленые») и министерства образования земли Северный Рейн-Вестфалия.

В Берлине выставка изначально была представлена на немецком и английском языках, но затем стала проводиться только на украинском и английском языках. Русскоязычной презентации не было, несмотря на то, что в остальном музей выставляет свои экспозиции на немецком и русском языках. Это исключение является частью более масштабной кампании против русской культуры, проводимой немецкими СМИ и госучреждениями после вторжения путинского режима на Украину в феврале 2022 года. Украинский флаг теперь развевается на видном месте перед музеем, а его прежнее название — «Немецко-русский музей» — официально изменено.

Два редактора выставочного тома — Анке Хилбреннер и директор музея Йорг Морре — являются членами Германо-российской исторической комиссии, которая приостановила свою деятельность в феврале 2022 года. С немецкой стороны в комиссию также входят видные правые милитаристы, такие как Йорг Баберовски (Берлинский университет имени Гумбольдта) и Зёнке Найтцель (Потсдамский университет).

Выставка является очередным этапом более широкой кампании исторического ревизионизма, которая ведется уже много лет. Ее цель — продвигать праворадикальную точку зрения на Вторую мировую войну с учетом нынешней эскалации войны в Восточной Европе и на международном уровне.

Выставка посвящена пакту о ненападении, подписанному 23 августа 1939 года между нацистской Германией и сталинским руководством Советского Союза. Это соглашение, также известное как пакт Молотова-Риббентропа, в честь подписавших его министров иностранных дел, способствовало подготовке нацистов к их давно запланированной кампании на Востоке. Вермахт вторгся в Польшу 1 сентября 1939 года, а Красная армия оккупировала восточную Польшу 17 сентября.

Менее чем через два года, в июне 1941 года, немецкие танки двинулись на Москву. Под кодовым названием «Операция Барбаросса» нацистский режим развязал войну на уничтожение против СССР, которая стоила жизни более чем 27 миллионам советских граждан и значительно ускорила создание нацистской машины массовых убийств. В последующие годы 6 миллионов евреев и еще миллионы других людей были отравлены газом или убиты иным образом приспешниками Гитлера в концентрационных лагерях и лагерях уничтожения, подвергались массовым расстрелам, систематическому голоду и жестокому обращению.

Холокост, нацистская кампания истребления по всей Европе и разрушительные последствия войны и воздушных бомбардировок по-прежнему глубоко укоренены в коллективной памяти международного рабочего класса. Музей Берлин-Карлсхорст посвятил некоторым из этих преступлений свою постоянную экспозицию и отдельные мероприятия, освещающие такие события, как, например, блокада Ленинграда, освобождение концентрационного лагеря Майданек в Польше и массовое убийство в Озаричах в Беларуси в 1944 году.

Передвижная выставка Раскол посреди Европы стремится заменить память рабочего класса о фашистских преступлениях националистическим нарративом, пропагандируемым правящими классами стран Восточной Европы и Балтии. Выставка ложно представляет это как коллективную память целых обществ. На самом деле это отражает «культуру памяти» правых и фашистских сил, которые прославляют и ведут свою генеалогию от тех, кто сотрудничал с Вермахтом и СС в их кампаниях против Советского Союза и в ходе массовых убийств евреев и других национальных меньшинств в соответствующих странах.

Исторический ревизионизм вращается здесь вокруг двух основных тезисов:

Во-первых, пакт Сталина-Гитлера используется для того, чтобы нивелировать историческую вину. Поскольку Советский Союз подписал пакт и, согласно секретному протоколу, оккупировал часть Восточной Европы, то теперь его обвиняют в развязывании Второй мировой войны и ее последствиях. Газета New York Times беззастенчиво распространяла эту ложь более года назад, чтобы усилить ультраправый украинский национализм в прокси-войне НАТО против России.

На выставке утверждается, что Советский Союз был агрессором, движимым империалистическими и колониальными амбициями, ничем не отличающимся от нацистского режима. В некоторых местах даже высказывается мнение, что коммунисты были более жестокими и опасными, чем нацисты.

Если следовать этой логике до конца, то это приводит к новой версии печально известной исторической лжи о том, что нацистская Германия вела превентивную или оборонительную войну. Если Советский Союз называется империалистическим агрессором и подстрекателем войны в 1939 году, разве это не дает оснований утверждать, что вторжение Гитлера в Советский Союз два года спустя было всего лишь оборонительным шагом? Не была ли тогда «Операция Барбаросса» оправданным превентивным ударом по «врагу на востоке»?

Тезис о превентивной войне неоднократно использовался со времен Гитлера для ревизии того исторического факта, что нацистский режим развязал преднамеренную агрессивную войну, — это было главное обвинение на Нюрнбергском процессе в 1945 году. Хотя тезис о превентивной войне уже давно дискредитирован серьезными учеными и не находит явного подтверждения на выставке, фальсификация пакта Сталина-Гитлера, в конечном счете, приводит к такому же выводу и подчиняется определенной политической логике.

Нынешний агрессивный милитаризм Германии преподносится населению как оборонительная политика. Правящий класс маскирует свои геополитические и экономические интересы в войне на Украине якобы необходимостью «защиты» от опасного агрессора в лице Москвы. Для этого ему необходимо закрепить свои позиции на «историческом фронте».

Во-вторых, преступления нацистов намеренно преуменьшаются и замалчиваются. В ключевых местах экспозиции преступления Холокоста преуменьшаются. Нацистская война на уничтожение в значительной степени игнорируется, а Генеральный план «Ост» — нацистский план агрессивной войны против СССР — даже не упоминается.

В то время как немецкие политики и журналисты оправдывают продолжающийся геноцид палестинцев в Газе циничными ссылками на «ответственность Германии за Холокост», они одновременно поддерживают релятивизацию нацистских преступлений, которая в последние годы стала социально-приемлемой.

В 2018 году лидер фашистской партии «Альтернатива для Германии» (АдГ) Александр Гауланд заявил, что Гитлер и нацисты были всего лишь «пятнышко птичьего помета на более чем тысячелетней успешной истории Германии». То, что долгое время пропагандировалось АдГ и правоэкстремистскими идеологами в их среде, в последние годы проникло в «респектабельные» лекционные залы и музеи.

Ключевой фигурой в этом является профессор истории Йорг Баберовски из Берлинского университета имени Гумбольдта, который в 2014 году заявил журналу Der Spiegel, что Гитлер «не был жестоким», и приравнял Холокост к массовым расстрелам во время Гражданской войны в России. По словам Баберовски, это Сталин и Красная армия навязали Вермахту войну на уничтожение. Этим он занял крайне-правую позицию апологета нацизма Эрнста Нольте, который был отвергнут учеными в ходе «спора историков» (Historikerstreit) 1980-х годов.

Примерно в то же время, когда Баберовски обрел трибуну для своего ревизионизма, было опубликовано немецкое издание книги американского академика правого толка Тимоти Снайдера Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным (Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin). Снайдер сыграл заметную роль в идеологическом обосновании империалистической прокси-войны против России на Украине.

Как объяснял Мировой Социалистический Веб Сайт (МСВС), Снайдер утверждает, что преступления национал-социализма были ответом на зверства, совершенные Сталиным на советской Украине в 1932–33 годах. Он называет пакт Сталина-Гитлера союзом двух в равной степени империалистических и хищнических режимов. Выставка в значительной степени основана на концепции Снайдера, и в первой сноске Кровавые земли указаны в числе «значимых публикаций».

В то время как Германия идеологически готовилась к новым войнам, она поддержала в 2014 году ультраправый переворот на Украине. Это спровоцировало гражданскую войну, которая еще до начала открытой войны с Россией в феврале 2022 года унесла жизни более 14 000 человек.

Сегодня, в разгар войны, происходит процесс систематического исторического ревизионизма. Сотни тысяч молодых украинцев и россиян погибли в окопах. В Газе десятки тысяч палестинцев стали жертвами геноцида, осуществляемого израильским правительством.

Редакторы выставки явно рассматривают экспозицию в контексте текущей войны. Как они пишут, она была подготовлена под влиянием «беззаконной агрессивной войны, которую Россия ведет против Украины с 2014 года». На протяжении всего тома неоднократно проводятся параллели между СССР и современной Россией, которую обвиняют в проведении «имперской политики», угрожающей странам Восточной Европы [1].

Статья, посвященная Украине, заканчивается призывом к продолжению войны:

Но на этот раз Украина и другие части Восточной и Центральной Европы больше не будут чей-либо «сферой интересов». Мы надеемся, что европейские страны усвоили исторический урок и поддержат Украину в ее борьбе за независимость [2].

В действительности, Украина и другие страны региона уже давно входят в «сферу интересов» держав НАТО, для которых они служат базой для операций против России. Они остаются с большим долгами и, соответственно, будут еще долго зависеть от империализма. Специализированные издания уже давно высказывают мнения о необходимости разграбления («эксплуатации») огромных запасов лития и другого украинского сырья. В марте 2024 года Федеральное агентство политического просвещения опубликовало подробный анализ «стратегической значимости» сырья на Украине.

Российское вторжение на Украину в феврале 2022 года стало реакционным ответом на окружение страны гарнизонами НАТО, которое Москва рассматривает как экзистенциальную угрозу. Олигархический режим Путина надеялся убедить НАТО отступить в ходе быстрой кампании «по принуждению Украины к миру», не имея возможности апеллировать к украинскому и международному рабочему классу. Но Кремль просчитался. НАТО — и Германия в частности — использовали это вторжение как удобный предлог для эскалации войны против России и проведения перевооружения в таких масштабах, каких не было со времен Гитлера. Они даже допускают риск ядерной войны как приемлемый.

На высшем политическом, научном и культурном уровне пропагандируются исторические ревизионистские нарративы, призванные идеологически легитимизировать нынешнюю военную политику Германии.

Приравнивание нацистского и сталинского режимов и релятивизация Холокоста

Основным инструментом этой исторической фальсификации является кампания по празднованию «Европейского дня памяти жертв сталинизма и национал-социализма», проводимого 23 августа, в годовщину подписания пакта Сталина-Гитлера. Этот «день памяти» служит политической цели переписывания истории Второй мировой войны, релятивизируя Холокост и перекладывая вину за военные преступления на Советский Союз. С тех пор как он был введен Европейским парламентом в 2009 году, предпринимаются усилия по институционализации этого «дня памяти» во всех государствах-членах ЕС.

Это также является ключевым компонентом выставочного проекта, посвященного Пакту Сталина-Гитлера. Выставочные стенды и сопровождающий их том посвящены последствиям пакта для Польши, Украины, стран Балтии, Финляндии и Румынии, но в значительной степени воспроизводят ультранационалистический взгляд на историю, который широко распространен в этих странах.

Преступления сталинизма используются в качестве отправной точки для очернения Советского Союза как такового. Другим аспектом выступает прославление того, что стало восстановлением национальных государств после 1991 года, как великого шага к «свободе» и «демократии», — кульминацией чего стало вступление этих стран в ЕС и НАТО.

Кратко суммируя, финальный стенд выставки сообщает, что европейская память о Пакте разделена на «два больших сообщества памяти». Западная Европа помнит прежде всего преступления нацистов, в то время как Восточная и Центральная Европа помнят преступления сталинизма. «Там пакт Сталина-Гитлера рассматривается как причина Второй мировой войны, — говорится в этом тексте. — Ответственность за войну в равной степени возлагается как на Германию, так и на Советский Союз. С вступлением стран Центральной и Восточной Европы в Европейский союз (ЕС) в мае 2004 года этот контраст вышел на европейскую политическую арену». Установление дня памяти 23 августа является «наиболее заметным результатом» усилий этих стран, направленных на «признание их исторического опыта».

После посещения выставки комиссар федерального правительства по делам жертв СЕПГ (Социалистической единой партии Германии — бывшей сталинистской государственной партии в ГДР) Эвелин Цупке, заявила, что день памяти 23 августа стал «хорошей отправной точкой для раскрытия преступлений сталинизма и коммунизма... чтобы они гораздо глубже проникли в общеевропейское сознание!» Однако о преступлениях нацистов не было сказано ни слова.

Начиная с предисловия к тому, сопровождающему выставку, внешняя политика Советского Союза и Германии ставится на один уровень. В то время как Гитлер в течение многих лет проводил «агрессивную внешнюю политику», Советский Союз «при Иосифе Сталине превратился в властолюбивое государство». «Интересы обоих диктаторов совпали» в пакте Сталина-Гитлера с целью расширения границ их государств.

Далее редакторы объясняют, что в своем выставочном проекте они хотели подчеркнуть «опыт стран Восточной и Центральной Европы» в 1939-1941 годах:

В то время как исключительная жестокость Холокоста является центром культуры памяти в Западной Европе, включая последствия немецкой оккупации, в странах Восточной и Центральной Европы память сосредоточена на десятилетиях советского господства, особенно на преступлениях сталинизма. В отличие от этого относительно короткий период немецкой оккупации, который также на время отбросил советскую власть, не имеет [для жителей этих стран] большого значения. Восприятие Холокоста и его последствий для Восточной и Центральной Европы не было таким сильным, как боль от потери национального суверенитета. Европейский союз попытался решить эту проблему, провозгласив в 2008 году 23 августа «Европейским днем памяти жертв сталинизма и нацизма» [3].

В предварительном варианте книги перед ее отправкой в печать, который был предоставлен МСВС для ознакомления, все еще говорилось об «ужасных последствиях» Холокоста для Восточной и Центральной Европы. При публикации книги редакторы исключили прилагательное «ужасный». Эта ревизия является примером того, как преступления нацистов и немецкой оккупации намеренно преуменьшаются. Последняя кратко описывается как «короткая фаза», которая означала «свержение советской власти» (!), что, очевидно, рассматривается как положительное достижение Вермахта.

Утверждая, что «боль от утраты государственного суверенитета» якобы приобрела большую силу, чем «восприятие Холокоста», авторы придерживаются радикального правого национализма, который широко распространен среди многих представителей восточноевропейской элиты. Однако ни в одном из восточноевропейских государств перед столь болезненно переживаемой потерей государственного суверенитета давно не существовало демократии. Диктатуры или авторитарные полицейские режимы, созданные по образцу Польши при Юзефе Пилсудском, правили повсюду к рубежу 1933/1934 годов. Этот факт почти не принимается во внимание на выставке и в прилагаемом к ней томе.

Далеко идущая релятивизация Холокоста стала возможной благодаря постмодернистским методам. Основная идея выставки заключается в том, чтобы «рассказать историю с разных точек зрения», — согласно вступлению к экспозиции. За этой витиеватой формулировкой скрывается отказ от научного и объективного анализа пакта Сталина-Гитлера. Конкретные исторические обстоятельства растворяются в различных «нарративах» и «культурах памяти» в Западной и Восточной Европе и заменяются якобы единой на национальном уровне «памятью» и «восприятием» населения стран Центральной и Восточной Европы, которые возвышаются над классами. Тот или иной правый нарратив не подвергается критическому анализу, а, напротив, объявляется научным фактом.

Политическая повестка, стоящая за днем памяти 23 августа, четко изложена во вступительной главе к прилагаемому изданию: «Деколонизация европейской памяти о пакте Молотова-Риббентропа? Пакты памяти и забвения».

Автор, Ана Милошевич, научный сотрудник Института криминологии Католического университета Левена в Бельгии, написала докторскую диссертацию о политике памяти в ЕС и на Балканах и была приглашенным исследователем в аналитическом центре по внешней политике Немецкого института международных отношений и безопасности (SWP) в 2015 году.

Ее текст полностью сосредоточен на том, чтобы оправдать день памяти как шаг к «деколонизации» бывших советских республик. «“Освобождение” Советами этого региона фактически было равносильно колонизации, поскольку один тоталитарный режим сменял другой, а одна оккупация сменялась другой», — пишет она.

Милошевич связывает такие темы, как «антиколониализм» и «национальное самоопределение» (которые исторически ассоциируются с «прогрессивной» политикой), с грязным антикоммунизмом, чтобы сделать их привлекательными для определенных кругов [среднего класса]. Эта кампания также проводится при поддержке Фонда Пантера газеты taz, связанного с «Зелёными», который в этом году запустил проект «Деколонизация: Восток».

Милошевич даже говорит о «коммунистическом рабстве» и утверждает, что война за прибалтийские государства началась с советского вторжения в 1940 году, которое привело к «десятилетиям порабощения советским колониальным режимом» [4].

Исходя из своей антикоммунистической концепции советского «колониализма», она призывает к «деколонизации европейской памяти», то есть к легитимизации ультранационалистической «культуры памяти» предполагаемых жертв колониализма в Восточной Европе.

Эта так называемая «деколонизация» предоставляет Милошевич основу для открытой тривиализации [обесценивания смысла] Холокоста:

В 1980-х годах в Западной Германии состоялся «спор историков» — ожесточенная дискуссия между ведущими историками, ставившая под сомнение сопоставимость тоталитарных режимов и уникальность Холокоста или Шоа. Между тем для многих в Восточной и Центральной Европе преступления сталинизма и переживания, связанные с советско-коммунистической оккупацией во время и после Второй мировой войны, имели равное, если не большее, значение в их индивидуальной и коллективной памяти по сравнению с Холокостом. В конце 1980-х годов 23 августа стало поворотной датой для движений за независимость в Восточной Европе, что связано с личными воспоминаниями бесчисленного множества людей [5].

Этот абзац во многих отношениях является ярким примером того, как старая историческая ложь предстает в новом обличье, — на этот раз под видом якобы «культуры памяти и исторического опыта», которая не считает нужным приводить научные аргументы.

Фактическое содержание «спора историков» здесь не упоминается. Крайне-правый историк и апологет нацизма Эрнст Нольте спровоцировал полемику в 1986 году, изобразив Освенцим как легитимный и понятный ответ ГУЛАГу, то есть установив «причинно-следственную связь» между преступлениями нацистов и Советского Союза. Нольте интересовало не научное сравнение режимов, как утверждает Милошевич, а легитимизация нацистского насилия как реакции на насилие большевиков и сталинизма. Его мнение было решительно отвергнуто известными учеными.

Милошевич пытается поддержать позицию Нольте, утверждая, что «многие» в Восточной и Центральной Европе в 1980-х годах считали, что «советско-коммунистическая оккупация» была «столь же серьезной, если не более серьезной», чем Холокост. На основании какого статистического исследования и о чьих «чувствах» она говорит? О каком «количестве» идет речь?? Что и кто стоит за «коллективной памятью»? Каковы политические взгляды этих людей?

Спрашивали ли об этом тех немногих выживших представителей некогда огромных еврейских общин в Польше и других странах Восточной Европы, которые потеряли все свои семьи в газовых камерах? Или «личная память» здесь уже не в счет, поскольку большинство из них были убиты, отправлены в изгнание и вычеркнуты из истории и культуры своих «стран происхождения»?

Релятивизация Холокоста со стороны Милошевич на данном этапе особенно вероломна, поскольку она апеллирует к «индивидуальной и коллективной памяти», которая в значительной степени определяется массовыми убийствами нацистов. Именно в этих регионах были уничтожены целые поколения и сожжены дотла множество деревень. Нацисты очень заботились о том, чтобы осталось как можно меньше людей, которые могли бы помнить ужасы Освенцима. В Польше, Литве и Латвии они убили почти всех евреев, которые жили в этих странах в 1939 году: в Польше 3 миллиона из 3,4 миллионов, в Литве — 145 000 из 150 000, а в Латвии — 70 000 из 93 500 [6].

И, наконец, Милошевич «обосновывает» свои далеко идущие заявления сноской, которая вообще не содержит никаких доказательств. Она ссылается — без указания номера страницы — на исследование французского политолога Лауры Ноймайер Криминализация коммунизма в европейском политическом пространстве после «холодной войны» (The Criminalisation of Communism in the European Political Space after the Cold War; London, 2019). Прежде всего нечестно пытаться обосновать конкретное утверждение, ссылаясь на 230-страничную книгу без указания точного отрывка или хотя бы главы. Это затрудняет читателю проверку источника.

Однако, если внимательно изучить и прочитать предисловие Ноймайер, то становится ясно, что ее книга сильно отличается от книги Милошевич. Ноймайер критически рассматривает «антикоммунистических дельцов в области памяти» в ЕС, а также возрождение теории тоталитаризма с 1990-х годов. В своем вступлении она также недвусмысленно выступает против нацистской апологетики Нольте.

Более того, Милошевич использует утверждения о советском «колониализме» и «дискурсе о колониальной травме» в Прибалтике, чтобы узаконить агрессивный национализм тамошних режимов. Она пишет:

Концепция «деколонизации» подразумевала установление этнической демократии, при которой гражданство предоставлялось в первую очередь жителям страны до момента советской оккупации и их потомкам, преимущественно этническим прибалтам» [7].

Эта концепция мало чем отличается от концепции нацистов и их фашистских пособников, таких как Организация украинских националистов (ОУН), которые мечтали об «этнически чистом государстве», созданном путем массового убийства меньшинств, особенно евреев. Более того, «этническая демократия» является терминологическим противоречием, поскольку «этническая чистота» в таких многонациональных регионах, как Восточная Европа, совершенно несовместима с демократией.

Пример Эстонии в этом отношении очень показателен. Как следует из вступительной главы Милошевич, статья об Эстонии в книге представляет собой националистический трактат, совместно финансируемый Государственным исследовательским советом Эстонии. В нем тривиализируется нацистская война на уничтожение и прославляется постсоветская Эстония, в которой только те, кто может доказать, что их предки имели гражданство до 1940 года, автоматически получают его.

Автор, Кристо Нурмис, пишет в самом начале:

Этот пакт и последующие международные договоры фактически уничтожили суверенитет Эстонии и сделали ее уязвимой перед советским произволом, отдав ее на милость непредсказуемого тоталитарного государства. Неспровоцированная советская аннексия произошла за год до начала советско-нацистской войны, и последовавшая за этим череда оккупаций и конфликтов стоила Эстонии четверти ее населения [8].

Фраза «начало советско-нацистской войны» скрывает преступный характер нацистской агрессивной войны, преступления которой приравниваются к сталинистскому правлению под термином «последующие оккупации и войны», чтобы принизить масштабы ответственности нацистского режима. Около 80 000 эстонских коллаборационистов, сражавшихся бок о бок с нацистами против Красной армии, в статье не упоминаются, что неудивительно. Совсем недавно, в 2012 году, эстонский парламент в своей резолюции почтил память эстонских добровольцев в гитлеровских войсках СС как «борцов за свободу» и «борцов против коммунистической диктатуры».

Нурмис пишет о политике в области гражданства после 1991 года:

Внутри страны Эстония добивалась жесткой государственной реституции, автоматически отказывая в гражданстве лицам, чьи предки не были гражданами Эстонии до советской аннексии в 1940 году. Эта политика была направлена не только на восстановление исторических прав, но и на защиту политической культуры Эстонии от влияния недавних советских мигрантов, которые, как считалось, не обладали приверженностью к независимости и общим опытом местных национальных трагедий (новые граждане должны были сдать языковой экзамен и тест на знание конституции).

Четверть населения Эстонии (русскоязычное меньшинство) в течение многих лет подвергалась дискриминации и была лишена гражданских прав на основе этой шовинистической политики. Статья Нурмиса заканчивается призывом продолжать поддерживать войну на Украине и предупреждением о необходимости преодоления «усталости Запада от войны» [9].

В Эстонии и других странах Восточной Европы ультраправый исторический ревизионизм пропагандируется в течение многих лет, например, на выставках и в школьных учебниках. С начала 1990-х годов появились музеи, пропагандирующие «парадигму двойного геноцида», как выразился исследователь культуры и истории идиша Довид Кац. Это относится к уравниванию преступлений нацистского и сталинского режимов, что сопровождается дискредитацией еврейских жертв, героизацией нацистских коллаборационистов и преступников, а также отрицанием или опошлением добровольного участия местных жителей в Холокосте [10].

В качестве примера можно привести Музей жертв Геноцида в Вильнюсе (Литва, 1992), Музей оккупации 1940-1991 годов в Риге (Латвия, 1993), Дом террора в Будапеште (Венгрия, 2002), Музей оккупации в Таллине (Эстония, 2003) и Музей жертв оккупационных режимов (Тюрьма на Лонцкого) во Львове (Украина, 2009).

Предыстория пакта Гитлера-Сталина

Исторический ревизионизм, связанный с пактом Сталина-Гитлера, в первую очередь основан на приравнивании нацистского и сталинистского режимов. Оба они были агрессорами, империалистами и насильниками, которые совместно и в равной степени сокрушили малые государства в Восточной и Центральной Европе.

Однако это приравнивание искажает исторические факты и игнорирует различия в интересах и отправных точках двух режимов. В то время как Гитлер нуждался в агрессивной войне и готовился к ней в течение длительного времени, Сталин хотел избежать войны любой ценой и отсрочить ее.

Гитлер представлял интересы германского империализма, амбиции которого по доступу к рынкам сбыта и сырья и расширению «жизненного пространства» (Lebensraum) на Востоке могли быть удовлетворены только путем насильственной экспансии. Для него пакт со Сталиным был всего лишь тактическим ходом, позволяющим выиграть время для того, чтобы разобраться с Англией и Францией, а затем вторгнуться в Советский Союз.

Будущий «Фюрер» уже объявил войну на уничтожение против Советского Союза в качестве центральной оси своей внешней политики в своей подстрекательской книге Mein Kampf. «Право на землю может превратиться в обязанность, если великая нация окажется обреченной без расширения территории, — писал он. — Германия либо станет мировой державой, либо прекратит свое существование. Однако, чтобы быть мировой державой, ей нужны размеры, которые придают ей необходимую значимость и обеспечивают жизнь для ее граждан в современном мире». Он продолжал: «Но когда мы сегодня говорим о новых землях в Европе, мы можем думать в первую очередь только о России и подвластных ей периферийных государствах» [11].

После прихода к власти в январе 1933 года Гитлер сосредоточил всю свою военную, экономическую и внешнюю политику на подготовке войны на уничтожение против Советского Союза. Пакт с Москвой был лишь одним из шагов по пути к этой цели.

Сталин, со своей стороны, не преследовал никаких империалистических экспансионистских целей. Он представлял интересы привилегированной бюрократии, которая узурпировала власть у советского рабочего класса и отказалась от программы мировой социалистической революции. В то время как Ленин и Троцкий были привержены преодолению изоляции Советского Союза путем успешных пролетарских революций в других странах, Сталин после смерти Ленина выдвинул доктрину «построения социализма в одной стране». Это соответствовало консервативным интересам бюрократии, которая паразитировала на обобществленной собственности и опасалась восстаний международного рабочего класса, поскольку они могли пошатнуть ее собственное правление.

На международном уровне Сталин придерживался зигзагообразного курса. В Германии, в конце существования Веймарской республики, он помешал Коммунистической партии Германии (КПГ) сформировать Единый фронт с Социал-демократической партией (СДПГ) против нацистов, хотя в то время СДПГ все еще имела массовую поддержку в рабочем классе. Он обосновывал это абсурдным аргументом, согласно которому нацисты и социал-демократы были «близнецами», а последние — «социал-фашистами», с которыми сотрудничество невозможно. Паралич рабочего класса, вызванный действиями СДПГ и КПГ, проложил Гитлеру путь к власти.

Когда масштабы катастрофы прихода Гитлера к власти больше нельзя было отрицать, Сталин сделал резкий поворот направо. Он отказался основывать оборону Советского Союза на мобилизации международного рабочего класса, как это делали Ленин и Троцкий, а перешел к политике заключения союзов с «демократическими» империалистическими державами, особенно с Францией и Великобританией.

Во имя антифашистского «Народного фронта» с буржуазными партиями Коммунистический Интернационал задушил пролетарскую революцию во Франции и Испании. В Советском Союзе, где Сталин опасался восстания рабочего класса против его деспотического правления, он обезглавил Красную армию и Коммунистическую партию в ходе Большого террора 1937 и 1938 годов, серьезно подорвав обороноспособность Советского Союза. Сотни тысяч преданных коммунистов и опытных офицеров погибли от рук карательных органов сталинизма.

Но курс на союз с «демократическими» державами вскоре обнаружил свою тупиковость. И в Париже, и в Лондоне были влиятельные силы, которые надеялись, что Гитлер уничтожит Советский Союз, не развязывая при этом войны против Запада. Когда Великобритания и Франция отдали Чехословакию Гитлеру по Мюнхенскому соглашению 1938 года, Сталин был вынужден прийти к выводу, что он не может полагаться на Лондон и Париж. Москва до самого конца вела переговоры о союзе с Великобританией и Францией, но те тянули время, пока Сталин, наконец, не бросился в объятия Гитлера. Несмотря на цинизм, брутальность и беспощадность, с которыми Сталин действовал, пакт с точки зрения Москвы носил оборонительный характер.

Настоящее преступление Сталина состояло в том, что он полностью деморализовал коммунистических рабочих и антифашистов этим унизительным маневром.

Лев Троцкий комментировал это так:

Никто не оказал такой помощи Гитлеру, как Сталин. Никто не создал для СССР такого опасного положения, как Сталин.

В течение пяти лет Кремль и его Коминтерн пропагандировали «союз демократий» и «Народные фронты» во имя превентивной войны против «фашистских агрессоров». Эта пропаганда, как свидетельствует прежде всего пример Франции, оказала огромное влияние на народные массы. Но когда война действительно приблизилась, Кремль и его агентура Коминтерн, совершили неожиданный скачок в лагерь «фашистских агрессоров». Сталин, со своей психологией лошадиного барышника, думал таким образом обмануть Чемберлена-Даладье-Рузвельта и захватить стратегические позиции в Польше и Прибалтике. Но поворот Кремля имел неизмеримо большие последствия: он не только обманул правительства, но и дезориентировал и деморализовал народные массы, прежде всего в так называемых демократиях. Своей пропагандой «Народных фронтов» Кремль мешал массам вести борьбу против империалистской войны. Своим переходом на сторону Гитлера Сталин неожиданно смешал все карты и парализовал военную силу «демократий» в войне. Несмотря на все машины истребления, решающее значение в войне сохраняет моральный фактор. Деморализовав народные массы Европы — не только Европы, — Сталин сыграл роль агента-провокатора на службе Гитлера [12].

Даже с точки зрения военной стратегии пакт Сталина-Гитлера был катастрофой. Секретный дополнительный протокол закрепил ликвидацию Польши. Германский Вермахт теперь продвинулся далеко на восток, непосредственно к границе с СССР, и ему больше не нужно было преодолевать буферное государство, чтобы вторгнуться в Советский Союз летом 1941 года. В рамках экономических соглашений нацисты смогли получить от Советского Союза крайне необходимое сырье для немецкой военной промышленности и провести блицкриг против западных держав, не открывая при этом второй фронт на Востоке.

Российский историк Олег Будницкий, который был единственным человеком, внесшим научно- обоснованный вклад в экспозицию, отвечает на вопрос «Кто выиграл от пакта Молотова-Риббентропа?» однозначно: не СССР, а Германия.

После оккупации нескольких европейских стран площадью около 1,9 миллиона квадратных километров и с населением в 122 миллиона человек Германия почти удвоила свой экономический потенциал и получила важные сырьевые ресурсы. Прежде всего для немецкой экономики был необходим импорт нефтепродуктов из Советского Союза. СССР, который был чрезвычайно ослаблен Большим террором, присоединил гораздо меньшую территорию (460 000 квадратных километров с населением около 23 миллионов человек), что принесло значительно меньше преимуществ.

Увеличение расходов на вооружение и развитие тяжелой промышленности также оказали давление на советское население. «Советско-финская война и советские поставки топлива и продовольствия в Германию в значительной степени способствовали кризису снабжения в 1939-1941 годах» (Будницкий). Стремительное наступление Вермахта летом 1941 года продемонстрировало, насколько плохо сталинистский режим подготовил страну к войне в политическом и военном отношении. В первые недели войны Красная армия потеряла около 600 000 человек убитыми и ранеными [13].

Таким образом, преступление Сталина заключалось не в том, что он проводил политику империалистической экспансии, подобно Гитлеру, а в том, что он систематически саботировал, дезориентировал и деморализовывал сопротивление против фашизма.

Как писал российский социолог Вадим Роговин, сталинизм с его «антисоциалистической внутренней и внешней политикой подорвали моральное влияние, которое было завоёвано во всём мире Советским Союзом и международным коммунистическим движением» [14].

Лев Троцкий, возглавлявший Левую оппозицию против сталинизма, назвал Сталина «интендантом Гитлера» [15]. Троцкий боролся за политическую революцию в СССР, то есть за свержение сталинистской бюрократии рабочим классом, без изменения социальных основ СССР. Он критиковал пакт за то, что это ставило под угрозу судьбу советского рабочего государства и подрывало потенциальные революционные восстания в других странах, которые могли бы остановить фашизм.

Критика Пакта, которая звучит сегодня со стороны правых буржуазных политиков и деятелей академической среды, имеет совершенно противоположную цель и классовую направленность. Пакт используется как предлог для демонизации Советского Союза — и «коммунизма» в целом, — а также для оправдания нынешней военной политики НАТО против России.

В то же время цель состоит в том, чтобы помешать рабочим и молодежи вновь обратиться к социалистическим идеям перед лицом глубокого кризиса капитализма. С этой целью сталинизм приравнивается к коммунизму, а левая альтернатива, представленная Львом Троцким, замалчивается. Тем не менее для научного понимания пакта Сталина-Гитлера крайне важно подчеркнуть, что он был результатом сталинистского перерождения Советского Союза и противоречил перспективе мировой революции. Но этот факт игнорируется в выставочной экспозиции.

Антикоммунистическая «политика памяти»: День памяти 23 августа

Вместо этого выставка посвящена антикоммунистической «политике памяти», которая приобрела все большее влияние после вступления большой группы восточноевропейских стран в ЕС в 2004 году. Первым важным событием стало введение дня памяти 23 августа в 2009 году, — после кампании, которая началась в 1980-х годах и набирала обороты после упразднения Советского Союза. Им руководили диссиденты и националистические группы в Восточной Европе и странах Балтии, а также из других стран.

3 июня 2008 года европейские политики приняли так называемую «Пражскую декларацию о европейской совести и коммунизме», в которой призвали ЕС учредить День памяти жертв нацизма и сталинизма. Среди инициаторов и первых подписантов были политики из Чехии, стран Балтии, Швеции и Великобритании, а также бывший глава архивного бюро Штази [после краха ГДР] Йоахим Гаук, который четыре года спустя был назначен федеральным президентом Германии и провозгласил изменение внешней политики и милитаризацию Германии.

Авторы декларации прямо ссылаются на «День памяти жертв национал-социализма», который отмечается 27 января, в годовщину освобождения Освенцима Красной армией в 1945 году, и призывают почтить память жертв «тоталитарных режимов» так же, как и жертв нацистского режима.

За этим стояла попытка официального пересмотра «политики памяти», которая в предыдущие десятилетия была сосредоточена на преступлениях нацистов. Поэтому австрийский историк Хайдемари Уль охарактеризовала новый день памяти как «антитезу» памяти о Холокосте:

23 августа ассоциируется с концепцией истории, которая отрицает признание Холокоста в качестве центральной точки отсчета для европейского исторического сознания, а именно, путем приравнивания жертв национал-социализма и коммунизма и ставя, таким образом, эти две системы в равное положение [16].

В Пражской декларации содержался призыв к созданию соответствующего европейского музея и института, а также к «корректировке и пересмотру европейских учебников истории, чтобы дети могли узнавать и получать предупреждения о коммунизме и его преступлениях таким же образом, как их учили оценивать преступления нацистов» [17]. В 2011 году в этом контексте был создан проект ЕС «Платформа европейской памяти и совести», базирующийся в Праге.

Таким образом, речь идет не о чисто символических постулатах, а о конкретной исторической ревизионистской программе, которая призвана донести информацию до широкой общественности через музеи, мероприятия и школы.

Пражская декларация была немедленно принята Европейским парламентом. В резолюции, принятой в сентябре 2008 года, было предложено ввести День памяти, который, наконец, был официально учрежден в следующей резолюции 2 апреля 2009 года [18].

Предложение было внесено несколькими политическими группами в Европарламенте: правой UEN (Союз за Европу наций), которая существовала до 2009 года и включала также польские, прибалтийские и словацкие партии, а также крайне правую итальянскую Lega Nord; ЕНП (Европейская народная партия); ALDE (Альянс либералов и демократов за Европу); и «Зелёные»/EFA (Европейский свободный альянс), включая немецкого политика от «Зелёных» Гизелу Калленбах. Подавляющее большинство из 553 депутатов Европарламента проголосовали «за», и только 44 — «против» (при 33 воздержавшихся).

Авторы обосновали свою инициативу широким определением тоталитаризма, которое включает в себя и сегодняшнюю Россию. Эстонский христианский демократ и один из подписантов Тунне Келам открыто тривиализировал нацистский режим в ходе парламентских дебатов: «Олигархия в России — это диктатура Франкенштейна, которая хуже любой другой, включая Гитлера» [19].

Что примечательно в этой резолюции ЕС, так это то, как методологически обоснована фальсификация истории. В ней говорится, что историки согласны с тем, что «полностью объективные интерпретации исторических фактов невозможны и объективных исторических нарративов не существует», даже если они используют «научные инструменты для изучения прошлого».

Вместо объективных исторических фактов в качестве критерия берутся субъективные чувства и мнения жертв или свидетелей-современников. Таким образом, требование почтить память всех жертв тоталитарных режимов «вместе» оправдано тем, что «с точки зрения жертв не имеет значения, какой режим лишал их свободы, пытал или убивал их по какой-либо причине».

Такой подход позволяет вырывать события из их исторического контекста и заменять научные критерии моральными абстракциями. Может ли офицер СС, на руках которого кровь тысяч евреев, коммунистов и советских граждан, теперь также почитаться как «жертва», потому что он был «лишен свободы» и казнен солдатами Красной армии? Или, возможно, фашистский коллаборационист украинской ОУН? Должны ли их имена фигурировать рядом с именами евреев, умерших мучительной смертью в газовых камерах?

На самом деле, именно это и было задумано. На Украине и странах Балтии в последние месяцы и годы были снесены памятники Красной армии, миллионам людей, которые сражались против нацистов и отдали свои жизни, и установлены новые, — на этот раз фашистским и националистическим коллаборационистам, таким как Степан Бандера.

На фотографии выше, которая представлена на выставке «Раскол посреди Европы», изображены разрушенные скульптуры Красной армии во Львове. В подписи к снимку говорится:

Российское нападение в 2014 году изменило восприятие Второй мировой войны на Украине. Украинцы отказались от нарратива о советской оборонительной войне между 1941 и 1945 годами. Сегодня они вспоминают о пакте как о расширении советской оккупации страны. В то же время проводятся параллели с нынешней ситуацией.

Соответствует ли эта переоценка историческим фактам или нет, очевидно, не имеет значения. Вместо этого нарратив оценивается в соответствии с тем, насколько он политически полезен.

Периоды войн требуют новых военных мифов: память о героической борьбе солдат Красной армии и партизан с нацистами должна быть стерта, а вместо этого крайне-правые националисты и коллаборационисты того времени должны быть стилизованы под образцы для подражания, чтобы узаконить сегодняшних фашистов, таких как батальон «Азов» в украинской армии.

Не так уж «безразлично», взял ли солдат Красной армии в плен солдата Вермахта или, наоборот, Вермахт взял в плен советского солдата. Эта война угрожала захватом Советского Союза фашистской диктатурой. Если бы Гитлер выиграл войну против Красной армии, и без того высокое число погибших — 27 миллионов советских граждан и 6 миллионов евреев — неизмеримо возросло бы, и вся Европа осталась бы под нацистским игом.

«Точка зрения жертв» здесь является лишь предлогом. Цель состоит в том, чтобы скрыть объективные различия в политическом характере и целях двух режимов и, таким образом, принизить масштабы Холокоста и войны на уничтожение, которую вели нацисты. Метод «истории опыта и памяти» систематически используется для эмоционального манипулирования людьми и использования их оправданного сочувствия к тысячам жертв сталинистских преступлений в целях антикоммунистической ревизии истории.

Историк Юрген Заруски, который также успешно опроверг историческую фальсификацию пакта Сталина-Гитлера Тимоти Снайдером, объясняет значение нового дня памяти:

Памятная функция 23 августа весьма сомнительна, особенно с точки зрения сравнения с диктатурой… Это угрожает скрыть тот факт, что для Гитлера пакт был переходным этапом для его главного проекта — завоевания «жизненного пространства на Востоке» в ходе исторически беспрецедентной войны на уничтожение. Сталинский режим достиг пика своего террористического использования власти в результате насильственной коллективизации, голода и Большого террора в период с 1929 по 1938 год. В то время не было никаких разговоров о пакте Сталина-Гитлера. Нацистский режим, с другой стороны, пережил наивысшую степень радикализации после нападения на Советский Союз. Именно тогда планировались массовые убийства и голодная смерть миллионов людей, а вторжение в СССР также стало непосредственной прелюдией к Холокосту. Основой для этого нового этапа стал не пакт Сталина-Гитлера, а отказ от него [20].

В сентябре 2019 год, по случаю 80-й годовщины начала Второй мировой войны, Европейский парламент призвал все свои государства-члены отмечать День памяти в очередной резолюции. В ней говорилось, что Вторая мировая война была начата как непосредственный результат пакта Сталина-Гитлера, который объединил «два тоталитарных режима, которые разделяли цель завоевания мира» и «осуществляли массовые убийства, геноцид и депортации» [21].

По словам историка Уль, «цель этой историко-политической резолюции» состояла в том, чтобы «возложить часть вины за Вторую мировую войну на Советский Союз и приравнять преступления коммунизма к преступлениям национал-социализма, — оба они были названы одинаково тоталитарными, — в частности, применительно к Холокосту». Несколько общественных ассоциаций выживших в концлагерях впоследствии протестовали против «исторического ревизионизма» и «фальсификации исторической правды» [22].

С тех пор в Германии также предпринимались попытки популяризировать День памяти, хотя и без особого успеха к настоящему времени. В 2023 году это было признано Исследовательской службой Бундестага, которая опубликовала досье на тему «Обсуждение в академических кругах и реализация требований Европейского парламента в государствах-членах ЕС». Было перечислено несколько мероприятий, проведенных в мемориальных местах Германской Демократической Республики, в том числе в печально известном мемориале в тюрьме Хоэншёнхаузен, на котором спекулируют ультраправые. На этом фоне нынешнюю передвижную выставку следует рассматривать как важный шаг в распространении информации о Дне памяти в Германии.

В досье Бундестага представлены позиции противников и сторонников Дня памяти. Оппонентами являются в основном историки, занимающиеся исследованиями Холокоста, в том числе Иегуда Бауэр, недавно скончавшийся почетный профессор изучения Холокоста в Еврейском университете в Иерусалиме и директор мемориала Яд Вашем до 2000 года.

Он выразил протест против резолюции ЕС от 2009 года многостраничной запиской, в которой предостерег от «лживого пересмотра новейшей мировой истории» и исправил ключевые исторические факты о роли Советского Союза. Несмотря на то, что оба режима были тоталитарными, они были совершенно разными, подчеркивает Бауэр.

Самой большой угрозой для всего человечества была нацистская Германия, и именно Советская армия освободила Восточную Европу, была главной силой, которая разгромила нацистскую Германию и тем самым спасла Европу и весь мир от нацистского кошмара. Фактически, непреднамеренно Советы спасли прибалтийские народы, поляков, украинцев, чехов и других от предполагавшегося распространения нацистского геноцида на эти национальности [23].

Бауэр также отверг попытку обвинить СССР в начале Второй мировой войны, отметив, что резолюция

также подразумевает, что война была в равной степени инициирована обоими режимами и что они, следовательно, несут равную ответственность за гибель примерно 35 миллионов человек только в Европе (если добавить войну в Азии, то общее число, по оценкам ряда историков, составит около 55 миллионов). Это полная ревизия истории [24].

Летом 1939 года Сталин был гораздо больше заинтересован в том, чтобы избежать войны. «Он очень хорошо знал, что его армия была дезорганизована чистками, и что СССР был не в состоянии противостоять немецкому натиску в одиночку», — продолжил он, добавив:

Вторая мировая война была развязана нацистской Германией, а не Советским Союзом, и ответственность за 35 миллионов погибших в Европе, 29 миллионов из которых были неевреями, лежит на нацистской Германии, а не на Сталине. «Равное» почитание памяти жертв является искажением истории [25].

Он также коснулся роли коллаборационистов, написав:

В преследовании и убийствах евреев, особенно в Литве и Латвии, нацисты нашли массовую поддержку [коллаборационизм], и большинство евреев были убиты литовцами и латышами под наблюдением немцев. Прибалтийские полицейские батальоны, завербованные немцами, в том числе латышские, были очень важной частью немецкой машины убийств евреев в Белоруссии и даже в Польше и на Украине [26].

В своей критике Дня памяти в ЕС историк Томас Лутц, глава отдела мемориалов Фонда «Топография террора» до 2023 года, отметил, что сотрудничество нацистов и ультраправых сил на оккупированных территориях преуменьшается в угоду националистической историографии:

Национальные мифы и табу продолжают культивироваться под прикрытием европеизации памяти, особенно в том, что касается причастности собственного общества к преступлениям. Критическая переоценка истории, которая, с одной стороны, свидетельствует о сочувствии жертвам, а с другой — исследует сотрудничество с оккупационными режимами и вопрос об ответственности, не имеет места [27].

Адвокаты исторического ревизионизма

В то время как некоторые из главных критиков Дня памяти 23 августа в последние годы умерли, в том числе Уль, Бауэр, Заруски и Вольфганг Бенц, те ученые, которые выступали за День памяти, получили поддержку в средствах массовой информации, в том числе Карл Шлегель и Клаудия Вебер.

Профессор истории на пенсии и бывший маоист Карл Шлёгель, близкий коллега Йорга Баберовски, в 2023 году раскритиковал Бранденбургский мемориальный фонд за то, что тот не захотел проводить памятное мероприятие 23 августа. В статье для газеты Märkische Allgemeine он посетовал на тот факт, что «большинство немцев» знали о 1 сентября 1939 года (дне, когда нацисты вторглись в Польшу) и о 22 июня 1941 года (когда Гитлер начал вторжение в Советский Союз), но не о периоде действия пакта Сталина-Гитлера и «судьбе народов Восточной Европы, оказавшихся под двойным гнетом».

Эта притворная забота о «народах Восточной Европы» в очередной раз служит для того, чтобы поставить преступления обоих режимов на один уровень («двойной гнет») и оправдать наращивание вооружений против России.

Прошлой осенью Шлёгель выступил в газете Welt am Sonntag с призывом к Германии и Западу предпринять еще более агрессивные действия против России и поставлять оружие, которое может наносить удары по российским территориям. По его словам, следующее правительство Германии должно набраться смелости и дать понять населению Германии, что «новая эра» (Zeitenwende) во внешней политике — это длительный процесс.

Наиболее ярким представителем ревизии истории в связи с пактом Сталина-Гитлера является Клаудия Вебер, профессор Европейского университета Виадрина во Франкфурте (на Одере) и соавтор сопроводительного выставочного тома. Вебер принадлежит к тем же правым академическим кругам, что и Баберовски, прошла обучение под его руководством и, как и он, присоединилась к ультраправой «Сети академической свободы», которая была основана в 2021 году.

Вебер и редакторы сборника, сопровождающего выставку, также ссылаются на британского историка Роджера Мурхауса, чья книга 2014 года о пакте Сталина-Гитлера заканчивается призывом о праздновании дня памяти в ЕС. По словам известного историка Ричарда Эванса, это «глубоко проблемная книга». Он объясняет:

И в книге, и в декларации сталинизм предстает как нечто гораздо худшее, чем нацизм. Это отражает посткоммунистические настроения в странах Балтии, где ветеранов СС приветствуют как «борцов за свободу» против русских, и им разрешается беспрепятственно проходить парадом по улицам Таллина [28].

В 2014 году Вебер написала книгу о Катынском расстреле — массовом убийстве польских офицеров советскими спецслужбами весной 1940 года. Первое предложение гласит: «В сентябре 1939 года Вторая мировая война началась с вторжения Советского Союза и “Третьего рейха” в Польшу». Вебер описывает здесь два года действия пакта Сталина-Гитлера как “германо-советскую кампанию истребления”» [29].

Оба утверждения являются вопиющими историческими фальсификациями, которые сводятся к изображению Советского Союза виновником и причиной Второй мировой войны. Вебер хочет пересмотреть тот факт, что война началась с вторжения Германии в Польшу, и что кампания уничтожения была начата нацистами.

Ее вклад в нынешнюю антологию в значительной степени основан на ее книге Пакт. Сталин, Гитлер и история кровожадного союза, 1939-1941 (Der Pakt. Stalin, Hitler und die Geschichte einer mörderischen Allianz 1939–1941), которая была опубликована в 2018 году и переиздана Федеральным агентством политического образования для использования в школах и университетах.

Книга начинается с откровенного призыва к историческому ревизионизму. Она направлена на то, чтобы противостоять «страхам перед историческим ревизионизмом» в Западной Европе и, в особенности, в Германии, поскольку это является частью «базового профессионального понимания необходимости постоянного пересмотра и переосмысления прошлого, короче говоря: историю необходимо подвергать ревизии». Достаточно взглянуть на сноску, чтобы понять, чьим детищем является Вебер. Она подкрепляет свое заявление перепиской между французским историком и антикоммунистом Франсуа Фюре и немецким нацистским апологетом Эрнстом Нольте [30].

Она явно опирается на книгу Кровавые земли Тимоти Снайдера и стирает исторические различия между, как она пишет, «национал-социалистическими и сталинистскими насильниками». Как критически отмечает историк Штефан Плаггенборг в своем обзоре, ее интерпретация «приводит к неявному тезису о тоталитарной конвергенции режимов». Война на уничтожение, спланированная по приказу Гитлера, теряется в ее описаниях, «точно так же, как немецким стратегиям уделяется меньше внимания, чем советским».

По словам Вебер, пакт означал «невероятное усиление власти» Сталина, положил конец внешнеполитической изоляции СССР и снизил риск войны. Сталин «ушел с поля боя победителем» и «жестоко и бескомпромиссно» продолжал «экспорт коммунистической идеологии» в Восточную Европу (стр. 70).

Историческое значение Пакта о ненападении заключалось в том, что «враждебные диктатуры развязали этим договором Вторую мировую войну в Европе. Это стало началом разрушительной глобальной бойни, которая привела к Холокосту и активировала механизм массового уничтожения, от последствий которого Европа до сих пор не оправилась. Гитлер и Сталин разделили Европу и мир на десятилетия» (стр. 71).

Формулировки намеренно подобраны таким образом, чтобы возложить ответственность за «разрушительную глобальную бойню» и «механизм массового уничтожения» на оба режима. Она говорит, что не Гитлер начал кровавую бойню, которая привела к Холокосту и разделила Европу, а Гитлер и Сталин вместе.

В подразделе книги, посвященном Пакту, Вебер дистанцируется от тезиса о превентивной войне, согласно которому вторжение Германии в Советский Союз просто предотвратило советское нападение, — но только для того, чтобы затем вновь провести этот тезис через задний двор. Согласно Вебер, Сталин воздержался от нападения на Германию первым лишь по тактическим пропагандистским соображениям:

Так планировал ли Сталин предотвратить немецкое вторжение весной 1941 года? Вероятно, нет, и в дополнение ко многим другим веским причинам, которые говорят против этого тезиса, решающим фактором было нежелание Сталина нарушать пакт с Гитлером и выступать в роли агрессора или быть заклейменным в этом качестве. Он уже строго избегал этой роли в сентябре 1939 года, когда Гитлеру пришлось более двух недель ждать советского вторжения в Польшу. С тех пор это отношение не изменилось, и если война неизбежна, то она была должна начаться на советской земле. В отличие от Сталина, Гитлер меньше заботился о таких тонкостях, хотя советское нападение в июне 1941 года избавило бы его от пропагандистской лжи (с. 207).

За «тезисом о превентивной войне» стоит вопрос о виновности в войне: кто был фактическим агрессором и несет ответственность за развязывание войны? Несмотря на то, что этот тезис уже давно опровергнут учеными, он неоднократно перефразировался и переупаковывался заново даже непосредственно после войны [31].

После войны участники боевых действий и военные преступники распространяли тезис о «превентивной войне». В 1980-х годах Эрнст Нольте вновь поднял этот вопрос в ходе «спора историков». На волне «перестройки» и упразднения Советского Союза сталинистами некоторые ревизионисты истории воспользовались разоблачениями сталинизма, включая публикацию секретного протокола к пакту Сталина-Гитлера, чтобы возродить ложь о «превентивной войне», в том числе советский перебежчик и бывший офицер разведки Виктор Суворов.

В 2000 году историк Бьянка Пиетров-Эннкер подчеркнула политическую значимость возвращения в оборот тезиса о превентивной войне:

Также представляется важным для политической позиции последующих поколений в Германии найти четкий ответ на вопрос о виновности за войну, поскольку историческое наследие также представляет собой основу, на которой формируются отношения с европейскими соседями, особенно с Россией [32].

Сегодня тезис о превентивной войне открыто отстаивают «историки» АдГ, такие как Штефан Шайль, который в 2014 году был удостоен премии крайне-правым фондом Эриха и Эрны Кронауэр за свои усилия. С хвалебной речью выступил Эрнст Нольте. Двумя годами позже та же премия была присуждена американскому представителю академической среды Шону Макмикину. В своей последней ревизионистской работе Сталинская война: Новая история Второй мировой войны (Stalin’s War: A New History of World War II), которая была переведена на немецкий язык как Es war Stalins Krieg (Это была война Сталина) и опубликована в 2023 году ультраправым издательством, Макмикин изображает Сталина как фактического виновника и выгодополучателя от Второй мировой войны.

Но факты очевидны: Гитлер и руководство Вермахта не верили, что Советский Союз представляет угрозу. Ввиду огромного ослабления Красной армии во время Большого террора они были убеждены, что Москва не готова к отражению нападения. Вся политика Сталина вплоть до 22 июня 1941 года была направлена на то, чтобы избежать войны, сохранить союз с Германией и умиротворить агрессора путем уступок. Сталин не допускал какой-либо систематической военной подготовки Красной армии к отражению нападения и игнорировал все предупреждения до самого момента вторжения [33].

Ревизия истории как оружие войны

Если выставка и книга о пакте Сталина-Гитлера теперь говорят о желании прислушаться и принять во внимание «опыт» и «перспективы» стран Восточной и Центральной Европы, то это отвлекающий маневр. Немецкий правящий класс не обеспокоен страданиями населения Восточной Европы или судьбой жертв сталинизма. Как и во время Первой и Второй мировых войн, он полагается на местные националистические силы, чтобы доминировать в регионе экономически и в военном отношении.

С 2017 года боевые группы НАТО дислоцируются в странах Балтии и Польше с целью окружения России. В 2023 году Бундесвер принял решение разместить на постоянной основе в Литве боевую бригаду численностью в 5000 человек. Подготовка идет полным ходом; проект был официально запущен ранее в 2025 году и начнет функционировать в полную силу в 2027 году. Кроме того, политики из стран Балтии, которые являются антироссийскими подстрекателями, получили высокие посты в новом составе Еврокомиссии.

В конце октября 2024 года министр обороны Германии Борис Писториус открыл новый военно-морской штаб в Ростоке, который отвечает за так называемую осведомленность о морской обстановке в районе Балтийского моря в рамках военного наступления НАТО против России.

В 2023 году Финляндия вступила в НАТО, — та самая страна, вооруженные силы которой участвовали в нацистской войне на уничтожение против Советского Союза и сыграли ключевую роль в наступлении на Ленинград и Мурманск. С 18 по 28 ноября 2024 года в Финляндии впервые прошли крупномасштабные артиллерийские учения НАТО. В течение года в Северной Европе были проведены дальнейшие маневры НАТО, направленные против России.

На выставке вступление Финляндии в НАТО представлено как результат исторической памяти о Второй мировой войне. «Финны» восприняли войну как «спасение своей собственной демократии от советской агрессии», — утверждает автор Вилле Кивимяки. «Финский нарратив» проходит параллельно с нарративом прибалтийских государств:

Наибольшая угроза существованию их страны исходила с востока, и Сталин был главным виновником войны… За внешним нейтралитетом Финляндии скрывался постоянный страх перед непредсказуемым восточным соседом. В этом отношении Финляндия действительно была и остается одной из «стран секретного протокола», где принято рассматривать пакт Сталина-Гитлера как истинное и долговременное выражение российских амбиций в Европе [34].

Эта инструментализация истории [использование ее для определенных политико-идеологических целей] имеет особое значение для правящего класса Германии, поскольку он совершил самые чудовищные преступления в XX веке. Возобновление войны против России, которая неизбежно перерастет в Третью мировую войну, крайне непопулярно у населения. Исторические искажения служат для того, чтобы сбить с толку население, запутать исторические факты и таким образом пробить брешь в глубоко укоренившихся антивоенных настроениях.

Феликс Аккерман, профессор публичной истории Университета Хагена, который сам принимал участие в подготовке выставки и привлекал студентов к работе над концепцией выставки, наиболее четко сформулировал эту цель. В статье для ежедневной газеты FAZ, озаглавленной «Шантаж России: Страх немцев перед Третьей мировой войной», он прокомментировал это в декабре прошлого года:

Историческое осознание того, что страна находится непосредственно в зоне боевых действий воображаемой Третьей мировой войны, нанесло коллективную травму этой стране. Это объясняет, почему призывы к миру и капитуляции Украины можно услышать как в восточной, так и в западной Германии.

По его словам, немецкие политики до сих пор «остаются в послевоенном периоде» и пытаются привлечь Путина к переговорам. Он продолжает:

Сохранение пост-национал-социалистической формы темпоральности, которая, по сути, связывает представление немецкого общества о себе с продолжающимся преодолением национал-социализма, создало иллюзию вечного послевоенного периода. Это эпоха, которая в значительной степени игнорирует не только войны за пределами Европы, но и те войны, которые будут вестись в Европе в будущем… Новая эпоха не только призывает нас взглянуть в лицо реальной войне, происходящей в непосредственной близости от нас, но и признать новый режим темпоральности, при котором послевоенное время безвозвратно ушло в прошлое.

Сейчас уже не послевоенный период, а предвоенное время, хочет сказать Аккерман в своей псевдофилософской тарабарщине. Больше никакого «пост-национал-социализма», — вместо этого наступила новая эпоха, которая позволяет вернуться к методам и преступлениям нацистов. Чтобы достичь этого, необходимо преодолеть историческое сознание населения и укоренившийся в нем страх перед Третьей мировой войной.

Аккерманн выбрал громкое название для своего комментария, поскольку оно напоминает статью Пауля Карреля в газете Welt am Sonntag от 21 октября 1979 года: «Красный шантаж». Пауль Карл Шмидт, бывший оберштурмбаннфюрер СС и сотрудник пресс-службы министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа периода Второй мировой войны, сделал ошеломляюще успешную карьеру под псевдонимом «Каррель» в послевоенный период в качестве личного советника издателя правого толка Акселя Шпрингера, информатора Федеральной разведывательной службы и известного сторонника тезиса о превентивной войне.

В 1979 году, во время дебатов о «Двойном решении НАТО» и перевооружении ФРГ против Советского Союза, он в вышеупомянутой статье в Welt потребовал изменить оперативную доктрину вооруженных сил Германии в пользу «превентивной обороны» и модернизации тактического ядерного оружия.

Таким образом, Аккерман идет по давно проложенным путям. Там, где старые нацисты разжигали программу перевооружения и военную истерию против Москвы, журналисты и ученые теперь делают ту же работу, — с тем преимуществом, что они не запятнаны фашистским прошлым и могут отравлять атмосферу ток-шоу и газет, не сталкиваясь с какими-либо существенными контраргументами.

Но несмотря на все усилия, после двух мировых войн и с учетом сегодняшних театров военных действий на Ближнем Востоке и на Украине, неприятие милитаризма и войны глубоко укоренилось в преставлениях большинства населения. Этот факт также отражается на реакции посетителей Музея Берлин-Карлсхорст.

Любой, кто заходит на небольшую выставку, видит у входа большую карту мира с прикрепленными к ней заметками. Десятки личных заметок на немецком, английском и русском языках отвечают на вопрос: «Где была моя семья?» Они рассказывают о бегстве, изгнании, убийствах, принудительном труде, депортации, разлучении семей. Эти заметки дают представление о том, насколько глубокими были следы, оставленные Второй мировой войной и особенно преступлениями нацистов на протяжении многих поколений.

В глаза бросается одна заметка: «Почему человечество ничему не учится после таких войн? Когда же мы увидим мир без войны?»

В другой записке говорится: «Мой прадед сидел в тюрьме до конца войны, потому что сражался против нацистов». В еще одной: «Семья моего деда была убита, потому что они были евреями. Мой дед смог эмигрировать в Англию. Мои тети и дяди нашли убежище в Англии, Канаде и США. Так мои родственники стали гражданами мира». И еще: «Мои бабушка и дедушка по материнской линии были вынуждены бежать от нацистов во Францию в 1933 году и пережили террор благодаря большой солидарности. Это важный элемент в работе с беженцами сегодня».

В заметке на русском языке рассказывается о том, как прабабушка автора из Беларуси была депортирована в Германию на принудительные работы и потеряла мужа; как ее братья пропали без вести на войне в 1943 году; как прадедушка пережил войну и вернулся домой.

В гостевой книге политические позиции расходятся. Наряду с редкими положительными отзывами, в некоторых статьях содержится критика выставки и нынешней военной политики Германии.

Одна украинка пишет по-русски: «Я очень рада, что этот музей существует, чтобы новое поколение знало и помнило ужасы войны. Но мне очень грустно, что сегодняшняя Германия поддерживает ведение войны между двумя братскими народами». Она считает, что большинство населения против войны, и описывает, как тесно переплетены две страны в ее семье: «Я украинка, мой муж немец (из Казахстана), свекровь русская, тесть немец, невестка немка, внуки немцы… Я за мир! И я хочу, чтобы Германия помогла урегулировать этот конфликт».

Другой посетитель раскритиковал выставку: «Это позитивистская выставка — причины действий и интересы, особенно экономические, не упоминаются». Кроме того, почти не затрагивается судьба евреев на территориях, оккупированных немцами. Вместо этого «прежде всего, “злой” Советский Союз» представлен в одностороннем виде.

В другом комментарии гостя говорится: «Учимся у истории? Конечно, но не на этой выставке! Прямо сейчас “железный занавес” прорисовывается заново, война обостряется, снова работает менталитет старого лагеря. Немецкие танки снова едут по старым дорогам. Долой оружие!»

Эти реакции посетителей показывают, с одной стороны, насколько актуальна проблема войны, а, с другой, — что пакт Сталина-Гитлера и его фатальные последствия по сей день вызывают недоумение и порождают вопросы без ответов.

Однако понимание причин, масштабов и наследия нацистских преступлений во время Второй мировой войны является препятствием с точки зрения элиты Германии, поскольку это подрывает «готовность к войне», которая сегодня вновь востребована. Херфрид Мюнклер, политолог и правительственный советник, подытожил эту дилемму немецких империалистов в 2014 году в Süddeutsche Zeitung: «Практически невозможно проводить ответственную политику в Европе, если у нас останется представление о том, что мы во всем виноваты».

Чем более масштабно и агрессивно участие правительства Германии в войне на Украине и геноциде в Газе, тем ожесточеннее сражения на историческом фронте.

В 2023 году в главном здании Университета Гумбольдта были показаны две выставки, на которых использовались методы пропаганды зверств, чтобы убедить студентов и преподавателей поддержать продолжение и расширение кровопролитной войны на Украине.

Именно в Университете имени Гумбольдта, где был разработан Генеральный план «Ост», план войны на уничтожение против Советского Союза, преподавали Херфрид Мюнклер и Йорг Баберовски, два профессора, которые систематически искажали роль Германии в Первой и Второй мировых войнах.

По сей день руководство университета поддерживает правого экстремиста Баберовски, который продолжает преуменьшать значение нацистских преступлений, занимая свою хорошо финансируемую университетскую кафедру. Один из его бывших сотрудников и учеников, Роберт Киндлер, теперь также возглавляет вторую берлинскую кафедру восточноевропейской истории в Свободном университете Берлина. Сразу после вступления в должность он полностью изменил прежнюю направленность кафедры на изучение польско-еврейской истории и преступлений нацистов.

Единственное политическое течение, которое ведет систематическую борьбу против этого исторического ревизионизма в интересах немецкого империализма — это Партия Социалистического Равенства (ПСР — Sozialistische Gleichheitspartei) и Интернационал молодежи и студентов за социальное равенство (ИМССР), молодежная организация ПСР и Международного Комитета Четвертого Интернационала (МКЧИ).

Более 10 лет ИМССР борется против превращения университетов в идеологические центры по подготовке милитаристских кадров и призывает к построению международного социалистического движения против войны. Политические задачи, стоящие сегодня перед молодежью, студентами и рабочими, требуют исторически-обоснованного подхода.

Точно так же, как правящему классу нужна историческая ложь для оправдания своих военных планов, историческая правда жизненно важна для рабочего класса, чтобы смотреть сквозь ложь власть предержащих и прорываться сквозь идеологическую паутину военных планов. «Наука, а не пропаганда войны» — вот принцип, на котором должно основываться социалистическое антивоенное движение.

Примечания:

[1] Anke Hilbrenner, Christoph Meißner, Jörg Morré (eds.), Rift Through Europe: The Consequences of the Hitler-Stalin Pact, Göttingen, 2024, p. 11.

[2] Nataliia Nechaieva-Yuriichuk, “Molotov-Ribbentrop Pact through the Prism of Contemporary Challenges and Threats. The Case of Ukraine,” in: Rift Through Europe, p. 147.

[3] Rift Through Europe, p. 11.

[4] Ana Milošević, “Decolonizing the European memory of the Molotov-Ribbentrop agreement? Pacts of memory and oblivion,” in: Rift Through Europe, p. 21.

[5] Ibid, p. 23.

[6] Map “Unter der NS-Herrschaft ermordete Juden nach Land,” (Jews murdered under Nazi rule by country), Bundeszentrale für politische Bildung, https://www.bpb.de/fsd/centropa/ermordete_juden_nach_land.php, accessed May 5, 2025.

[7] Rift Through Europe, p. 25.

[8] Kristo Nurmis, “No One Can Hear Us. The Long Shadow of the Molotov-Ribbentrop Pact in Estonia,” in: Rift Through Europe, p. 177.

[9] Ibid, p. 187.

[10] Dovid Katz, “Is Eastern European ‘Double Genocide‘ Revisionism Reaching Museums?” in: Dapim: Studies on the Holocaust, (2016), p. 1-30.

[11] Hitler, Mein Kampf. Eine kritische Edition, (My Struggle: A Critical Edition), edited by Christian Hartmann et al. on behalf of Institut für Zeitgeschichte München-Berlin, 2016, Online edition, vol. II, p. 316 (emphasis in the original).

[12] Лев Троцкий, «Роль Кремля в европейской катастрофе», https://shorturl.at/Ubhql.

[13] Oleg Budnitsky, “Who benefited from the Molotov-Ribbentrop Pact? A Russian Perspective,” in: Rift Through Europe, p. 71.

[14] Вадим Роговин, «Мировая революция и мировая война», https://shorturl.at/OkZhS. Фатальные последствия для Коминтерна, чье руководство оправдывало Пакт, также показаны в работе: Bernhard H. Bayerlein (ed.), “ “Der Verräter, Stalin, bist Du!” Vom Ende der linken Solidarität 1939–1941, (“Stalin, you are the traitor.” On the End of Left-Wing Solidarity 1939-41), Berlin, 2008.

[15] Лев Троцкий, «Сталин — интендант Гитлера», https://shorturl.at/OCrEU.

[16] Heidemarie Uhl, Neuer EU-Gedenktag: Verfälschung der Geschichte? (New EU Remembrance Day: A Falsification of History?), August 21, 2009, https://sciencev1.orf.at/uhl/156602.html, accessed on February 8, 2025.

[17] Point 17 of the Prague Declaration on European Conscience and Communism, June 3, 2008, https://en.wikipedia.org/wiki/Prague_Declaration, accessed on February 13, 2025.

[18] European Parliament, Text Adopted —European Conscience and Totalitarianism, April 2, 2009, https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-6-2009-0213_EN.html, accessed on May 5, 2025.

[19] Thomas Lutz, “Der 23. August. Thesen zur Installierung eines europäischen Gedenktages für alle Opfer von Diktaturen und Totalitarismen,” [August 23. Theses on the Installation of a European Remembrance Day for all Victims of Dictatorships and Totalitarianisms], in: Dokumentationsarchiv des österreichischen Widerstandes [Documentation Archive of the Austrian Resistance], (ed.), Forschungen zum Nationalsozialismus und dessen Nachwirkungen in Österreich [Research on National Socialism and its Consequences in Austria], Vienna, 2012, p. 373.

[20] Jürgen Zarusky, “Vom Totalitarismus zu den Bloodlands. Herausforderungen, Probleme und Chancen des historischen Vergleichs von Stalinismus und Nationalsozialismus” [From Totalitarianism to Bloodlands. Challenges, Problems, and Opportunities of the Historical Comparison of Stalinism and National Socialism], in: Jürgen Zarusky, Politische Justiz, Herrschaft, Widerstand. Aufsätze und Manuskripte [Political Justice, Rule, and Resistance. Essays and Manuscripts], edited by Institut für Zeitgeschichte München–Berlin, 2021, p. 167.

[21] European Parliament, “Text Adopted —Importance of European Remembrance for the Future of Europe,” September 19, 2019, https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_EN.html, accessed on May 5, 2025.

[22] Heidemarie Uhl, “Holocaust-Gedächtnis und die Logik des Vergleichs. Erinnerungskulturelle Konflikte in (Zentral-) Europa“ [Holocaust Memory and the Logic of Comparison. Conflicts of cultural Remembrance in (Central) Europe], in: Hendrik Hansen et al. (eds.), Erinnerungskultur in Mittel- und Osteuropa. Die Auseinandersetzung mit Nationalsozialismus und Kommunismus im Vergleich [Culture of Remembrance in Central and Eastern Europe. The Controversy with National Socialism and Communism in comparison], Baden-Baden, 2020, pp. 53–54, https://www.nomos-elibrary.de/10.5771/9783845290539-53.pdf, accessed on February 8, 2025.

[23] Yehuda Bauer, Memo to the ITF on Comparisons between Nazi Germany and the Soviet Regime, 2009, p. 5, https://www.erinnern.at/gedaechtnisorte-gedenkstaetten/gedenktage/23-august, accessed on February 8, 2025.

[24] Ibid.

[25] Ibid.

[26] Ibid, p. 3.

[27] Lutz, “Der 23. August,” p. 383.

[28] Richard J. Evans, The Devils’ Alliance: Hitler’s Pact with Stalin, 1939–1941: review, The Guardian, August 6, 2014, https://www.theguardian.com/books/2014/aug/06/devils-alliance-hitlers-pact-stalin-1938-1941-roger-moorhouse-review, accessed on February 8, 2025.

[29] Claudia Weber, Krieg der Täter. Die Massenerschießungen von Katyn [War of the Perpetrators. The Katyn Massacre], Bonn, 2016, p. 13.

[30] Claudia Weber, Der Pakt. Stalin, Hitler und die Geschichte einer mörderischen Allianz 1939–1941 [The Pact. Stalin, Hitler and the History of a Murderous Alliance 1939-1941], Bonn, 2021, p. 14. Приведенные ниже ссылки на страницы в основном тексте относятся к этой работе.

[31] Эта работа дает авторитетный обзор предмета и опровергает тезис о превентивной войне: Bianka Pietrow-Ennker (ed.), Präventivkrieg? Der deutsche Angriff auf die Sowjetunion [Preventive War? The German Attack on the Soviet Union], Frankfurt am Main, 2000.

[32] Ibid., p. 7.

[33] Ср. материалы по этому вопросу в сборнике: Pietrow-Ennker, ibid.

[34] Ville Kivimäki, “Finland and the Hitler-Stalin Pact of 1939. The Survivor Case,” in: Rift Through Europe, pp. 171, 173.