Весна 1865 года в Вашингтоне выдалась необычайно мягкой. По данным наблюдений Военно-морской обсерватории США, 14 апреля температура поднялась до 71 градуса по Фаренгейту (21 градус Цельсия). Столичные сирени, азалии, кизилы и местные вишни цвели, усиливая радостные настроения после капитуляции Роберта Ли при Аппоматтоксе пятью днями ранее, что, казалось, сулило конец четырёхлетней Гражданской войне. В тёплый весенний вечер толпы людей вышли на улицы. В тот вечер президент Авраам Линкольн и первая леди Мэри Тодд Линкольн посетили спектакль британской комедии Наш американский кузен (Our American Cousin) в театре Форда.

Около 22:15 Джон Уилкс Бут, известный актёр, проник в президентскую ложу и в момент, когда в пьесе раздался смех, выстрелил в Линкольна с расстояния менее метра. Пуля диаметром чуть меньше полутора сантиметров вошла в затылок президента возле левого уха и прошла вверх через мозг, застряв над правым глазом. Воспользовавшись суматохой в театре, Бут скрылся, а английская актриса Лаура Кин, игравшая главную роль в тот вечер, поднялась в президентскую ложу. Там она положила окровавленную голову Линкольна себе на колени.

Позднее той же ночью Линкольна перенесли в соседний дом Петерсена, где собрались хирурги, члены кабинета и его сын Роберт. Сенатор-аболиционист Чарльз Самнер, которого в 1856 году на полу Сената США едва не забил до смерти прорабовладельческий конгрессмен, тихо рыдал у постели Линкольна. Мэри Тодд Линкольн, охваченная от горя истерикой, была удалена из комнаты.

Линкольн так и не пришёл в сознание и был объявлен умершим в 7:22 утра 15 апреля 1865 года. «Теперь он принадлежит вечности», — сказал военный министр Эдвин Стэнтон.

15 апреля по всей Америке звонили церковные колокола. Патриотические гирлянды сняли со зданий, заменив их чёрным крепом в знак траура. То, что убийство Линкольна произошло в Страстную пятницу, придало событию оттенок мученичества и искупления среди населения, религиозность которого делала его склонным к концепциям божественного провидения. (Линкольн знал эту особенность своих соотечественников и потому мог наполнять свои речи библейскими метафорами, хотя сам никогда не принадлежал церкви и, по мнению его близкого друга и партнёра по юридической практике Уильяма Херндона, был «неверующим» и деистом в духе Джефферсона или Пейна).

«Он был распят за нас!» — сказал пожилой афроамериканец из Йорка (Пенсильвания) одной газете в пасхальные выходные.

Старик был прав. Бут, убийца, был сторонником белого превосходства, убив Линкольна в отместку за освобождение рабов. 10 апреля 1865 года, на следующий день после капитуляции Ли при Аппоматтоксе и за четыре дня до убийства, ликующая толпа собралась на лужайке Белого дома, требуя речи президента. Люди, «освещённые огнями праздничного убранства Белого дома, простирались далеко в туманную темноту», вспоминал репортёр Ноа Брукс. В окне северного входа «стояла высокая, худая фигура президента».

Рассказ Брукса свидетельствует о том, как война сказалась на Линкольне. При вступлении в должность президент был ростом 6 футов 4 дюйма (193 см) и весил 180 фунтов (82 кг). К моменту убийства он потерял 30 фунтов (14 кг), ссутулился, выглядел измождённым и гораздо старше своих 56 лет. Казалось, он нёс на своих плечах всю великую национальную трагедию гражданской войны, а также свою личную. В 1862 году он потерял любимого 11-летнего сына Уилли, умершего от брюшного тифа, — вероятно, из-за загрязнённой воды в Белом доме, которую брали из близлежащего канала.

В своей импровизированной речи вечером 10 апреля 1865 года Линкольн позаботился о том, чтобы поблагодарить генерала Улисса Гранта и Потомакскую армию за победу, но сосредоточился на восстановлении Союза, намекая даже на равенство избирательных и гражданских прав для чернокожих. Среди «огромного моря лиц» перед Линкольном было и лицо Бута, который сказал другу: «Это значит гражданство для ниггеров. Теперь, клянусь Богом, я его прикончу. Это последняя речь, которую он произнесёт».

Бут был главарём заговора, целью которого было обезглавить руководство Союза в отчаянной попытке возродить угасающие шансы Конфедерации. Одновременная атака заговорщиков 14 апреля серьёзно ранила госсекретаря Уильяма Сьюарда и его сына, тогда как другие неудавшиеся покушения предназначались для вице-президента Эндрю Джонсона и Гранта. Последний должен был в тот вечер присутствовать в театре Форда вместе с Линкольном, но изменил планы ранее в тот же день.

Бут был убит во время облавы 26 апреля. Четверо других заговорщиков были казнены через повешение 7 июля 1865 года.

К тому времени Линкольн нажил множество врагов как дома, так и в Европе, где Вторая американская революция вызвала дрожь во дворцах континента, и где ещё были свежи воспоминания о потрясениях 1848 года. В Англии, чей правящий класс симпатизировал Конфедерации настолько, что почти вступил в войну на ее стороне, консервативная газета Standard заявила, что Линкольн «не был героем при жизни, и поэтому его жестокое убийство не делает его мучеником».

Более близкая к плебейским настроениям Pall Mall Gazette лучше выразила голос британского рабочего класса: «Он был нашим лучшим другом. Он никогда не поддавался целям того злобного меньшинства, которое пыталось посеять вражду между Англией и Америкой. Он никогда не говорил и не писал о нас во враждебном тоне».

Наиболее глубокое понимание жизни и смерти Линкольна выразил Карл Маркс, который внимательно следил за Гражданской войной в Америке в качестве корреспондента венской газеты Die Presse и в качестве политического лидера Международного товарищества рабочих — Первого Интернационала. Именно от имени последнего Маркс написал следующие строки, обращённые к Эндрю Джонсону, который вскоре проявил себя как контрреволюционер и заклятый враг освобождённых рабов. Люди мира, писал Маркс,

теперь поняли, наконец, что это был человек, которого не могли сломить невзгоды и опьянить успехи, который непреклонно стремился к своей великой цели, никогда не компрометировал ее слепой поспешностью, спокойно соразмерял свои поступки, никогда не возвращался вспять, не увлекался волной народного сочувствия, не падал духом при замедлении народного пульса, смягчал суровость действий теплотой доброго сердца, освещал улыбкой юмора омраченные страстью события, исполнял настолько скромно и просто свою титаническую работу, насколько пышно, высокопарно и торжественно совершают свои ничтожные дела правители божьей милостью, — словом, он был одним из тех редких людей, которые, достигнув величия, сохраняют свои положительные качества. И скромность этого недюжинного и хорошего человека была такова, что мир увидел в нем героя лишь после того, как он пал мучеником».

Более 7 миллионов человек — свыше трети населения северных штатов — наблюдали за похоронным поездом Линкольна во время его 1654-мильного (2662 км) пути из Вашингтона в Спрингфилд, штат Иллинойс, длившегося с 21 апреля по 3 мая. Мужчины, женщины и дети, люди, вынесшие страдания и потери самой кровавой войны в истории Америки, выстраивались вдоль путей, часто ожидая часами, чтобы увидеть проходящий поезд.

Уолт Уитмен изобразил символику кортежа в своём стихотворении «Когда сирень цвела в последний раз…» Здесь описан похоронный поезд, неестественно вторгающийся в пасторальные пейзажи и несущий в себе Линкольна, жертву неестественной смерти:

По лону весны, по стране, среди городов, / По дорогам и через леса (где недавно фиалки выглянули / из земли, расцветив серый мусор), / По зелени окрестных полей, — мимо трав бесконечных, / Мимо желтых колосьев пшеницы, где каждое зернышко / в черноземе восстало из савана,

Мимо бело-розовых яблонь в садах, / И днем и ночью — туда, где ждет могила, / С телом вместе  странствует гроб.

Поэтическим образом поезд повторил в обратном направлении маршрут, который Линкольн проделал в феврале 1861 года, когда он покинул Иллинойс для своей инаугурации 4 марта в Вашингтоне. К тому времени семь из одиннадцати южных штатов, которые должны были образовать Конфедерацию, уже отделились, чтобы создать рабовладельческую республику. На деле, в 1861 году было неясно, сможет ли Линкольн вообще добраться до Белого дома. Чтобы попасть в Вашингтон, ему сначала пришлось пересечь рабовладельческий штат Мэриленд, чья верность Союзу была под вопросом. Он тайно проехал через Балтимор 22 февраля, прибыв в столицу на следующий день, где в Овальном кабинете его уже ждали телеграммы от командующего федеральным гарнизоном в форте Самтер в Южной Каролине, который был осаждён мятежниками.

Теперь, после четырёх лет непрерывной войны, во время возвращения Линкольна через Балтимор тысячи человек отдали ему дань уважения, — сцена, повторённая в ещё больших масштабах в Филадельфии, Нью-Йорке, Буффало, Кливленде и нескольких других городах.

Чикаго был последней остановкой похоронного поезда перед погребением Линкольна в Спрингфилде. Газета Chicago Tribune подсчитала, что четыре пятых населения города вышли на улицы, среди них «уроженцы и иммигранты, белые и чёрные, старые и молодые, мужчины и женщины». New York Times писала, что так много людей приехало в Чикаго из «соседних городов и посёлков, увеличивая массы, которые повсюду заполняли улицы», включая «большие делегации из Уокигана, Кеноши, Милуоки и других городов Висконсина», что в тот день, должно быть, собралось 250 000 человек, чтобы присоединиться к прощанию. Но Линкольн уже простился со своим родным штатом четырьмя годами ранее, когда 11 февраля 1861 года покидал Спрингфилд:

Друзья мои, никто, не находясь в моём положении, не может понять моё чувство грусти при этом расставании. Этому месту и доброте этих людей я обязан всем. Здесь я прожил четверть века и прошёл путь от юноши до старого человека. Здесь родились мои дети, и один из них здесь похоронен. Я уезжаю сейчас, не зная, когда вернусь или вернусь ли вообще, с задачей передо мной, большей, чем та, что лежала на Вашингтоне.

Линкольн, «упавшая западная звезда» Иллинойса, впервые проявил себя в качестве крупной политической фигуры в противостоянии «Закону Канзас-Небраска» 1854 года, который разрешал распространение рабства на новые территории Запада. С этого момента его карьера стала неотделима от вопроса о рабстве.

Его речи и сочинения — дебаты Линкольна-Дугласа 1858 года, речь «Дом разделенный» того же года, речь в колледже Купер-Юнион 1860 года, — выражали эти позиции в качестве непоколебимых принципов и возвысили Линкольна до лидерства в Республиканской партии, позволив ему превзойти таких внушительных оппонентов, как сенатор Сьюард от Нью-Йорка и сенатор Сэлмон Чейз от Огайо.

Личное неприятие Линкольном рабства было хорошо известно. Друзья и враги видели в нём антирабовладельческого политика, хотя и не аболициониста. «Как я не хотел бы быть рабом, так не хотел бы быть и господином. Это выражает мою идею демократии», — заявлял Линкольн. Или, как он выразился в дебатах со своим великим соперником, сенатором от Иллинойса Стивеном Дугласом:

Это вечная борьба между двумя принципами — правым и неправым — во всём мире. Это два принципа, которые стояли лицом к лицу с начала времён и будут продолжать бороться. Один — это общее право человечества, а другой — божественное право королей. Это тот же принцип, в какой бы форме он ни проявлялся. Это тот же дух, который говорит: «Ты трудись и работай, зарабатывай хлеб, а я его съем». Неважно, в какой форме это приходит, будь то из уст короля, который стремится поработить народ своей собственной нации и жить плодами его труда, или из уст одной расы людей как оправдание порабощения другой расы, это один и тот же тиранический принцип.

Тем не менее Республиканская партия выиграла выборы 1860 года на платформе, которая обещала не отменять рабство там, где оно уже существовало; оно должно было быть запрещено только на новых территориях. Несмотря на яростное неприятие этой позиции южной элитой в виде сецессии и войны, администрация Линкольна вела Гражданскую войну в 1861-1862 годах как борьбу за возвращение к статус-кво.

Медленное принятие Линкольном идеи эмансипации в период войны во многом основывалось на необходимости завоевания поддержки юнионистов на Юге и удержании лояльности со стороны пограничных рабовладельческих штатов Миссури, Кентукки, Мэриленда и Делавэра. Таким образом, в своей Первой инаугурационной речи Линкольн призывал к сохранению Союза, заявляя: «Мы не враги, но друзья. Мы не должны быть врагами. Хотя страсти, возможно, и натянули узы нашей привязанности, они не должны разорвать их. Таинственные струны памяти… ещё раз зазвучат хором Союза, когда их коснутся, как это непременно случится, лучшие ангелы нашей природы».

Речи Линкольна периода войны отражают эволюцию его мыслей и взглядов. Ход войны доказал Линкольну, что, как он позже выразился, «мы должны освободить рабов, или нас самих покорят».

В августе 1863 года он опубликовал открытое письмо, в котором бросил вызов расизму избирателей, выступавших против призыва чернокожих мужчин в армию, что было санкционировано Прокламацией об эмансипации. Линкольн попросил зачитать письмо «очень медленно» на публичном мероприятии в Спрингфилде, Иллинойс:

Говоря прямо, вы недовольны мной из-за негров. Вероятно, между вами и мной есть разница во мнениях по этому вопросу. Я, конечно, хочу, чтобы все люди были свободны, тогда как вы, предположительно, не хотите... Вы говорите, что не будете сражаться за освобождение негров. Некоторые из них, кажется, готовы сражаться за самих себя; но, неважно. Сражайтесь же тогда исключительно за спасение Союза. Я издал прокламацию специально, чтобы помочь вам спасти Союз... Мир не так далёк, как казалось раньше. Я надеюсь, он наступит скоро и сохранится навсегда; и будет таким, чтобы его стоило сохранять на все будущие времена. Тогда будет доказано, что среди свободных людей не может быть успешной апелляции от бюллетеня к пуле; и что те, кто прибегает к такой апелляции, наверняка проиграют своё дело и заплатят [большую] цену. И тогда будут некоторые чернокожие, которые смогут вспомнить, что с молчаливым языком, сжатыми зубами, твёрдым взглядом и хорошо направленным штыком они помогли человечеству достичь этого великого свершения; в то время как, я боюсь, будут и некоторые белые, неспособные забыть, что со злобным сердцем и лживыми речами они старались этому помешать (Jon Meacham. And There Was Light: Abraham Lincoln and the American Struggle, p. 428).

К тому времени Линкольн уже поддержал идеи Фредерика Дугласа о том, что «война за уничтожение свободы должна быть встречена войной за уничтожение рабства», превратив Гражданскую войну из борьбы за Союз в революционную войну за отмену рабства. — крупнейшую экспроприацию частной собственности в истории до Октябрьской революции. Действительно, воззрения Линкольна приобрели универсальное качество, выходящее за рамки американских событий. Его конечной целью было воплощение обещания Декларации независимости о равенстве людей и обеспечение того, чтобы «власть народа, волей народа и для народа не исчезла с лица земли», как он выразился в Геттисбергской речи в ноябре 1863 года.

Во Второй инаугурационной речи Линкольн представил Гражданскую войну как неизбежное наказание за преступление рабства, форму исторического возмездия, постигшего весь народ, на Юге и на Севере: «Мы надеемся и пылко молимся, чтобы это тяжелое наказание войны вскоре прошло. Однако если Богу угодно, чтобы она продолжалась, пока богатство, накопленное невольниками за двести пятьдесят лет неоплаченного труда, не исчезнет и пока каждая капля крови, выбитая кнутом, не будет отплачена другой каплей, вырубленной мечом, — как было сказано три тысячи лет назад, — это все равно должно свидетельствовать, что “наказания Господни праведны и справедливы”».

Эти пророческие слова, наполненные интонацией и фатализмом Библии короля Якова — отрывки которой Линкольн мог цитировать наизусть, — были произнесены за 41 день до его смерти.

Совершённое всего через пять дней после капитуляции Ли с остатками армии Конфедерации перед Грантом при Аппоматтоксе и ровно через четыре года и три дня после атаки на форт Самтер, положившей начало Гражданской войне, убийство Линкольна стало символически последним актом бойни, унёсшей жизни около 700 000 американцев, сделавшей 4 миллиона рабов «отныне и навсегда свободными» и обеспечившей Соединённым Штатам «новое рождение свободы».

Эти события закрепили величие Линкольна. Уитмен позже мог сказать, что Линкольн был «величайшей фигурой на переполненном драмой полотне XIX века». Лев Толстой согласился с этим, назвав Линкольна «единственным настоящим гигантом» столетия. Были и другие герои, но никто не мог сравниться с Линкольном «в глубине чувства и в определённой моральной силе», сказал русский писатель. Виктор Гюго назвал убийство Линкольна «катастрофой для человечества... Он был воплощённой совестью Америки».

Размышляя об убийстве Линкольна, нельзя не задаться вопросом, который можно задать по поводу немногих других «великих» исторических фигур: почему событие, произошедшее 160 лет назад, до сих пор вызывает чувство утраты?

Частичный ответ может подсказать то, что убийство Линкольна навсегда оставило без ответа. Хочется верить, что Линкольн мог бы помочь обеспечить более эгалитарное устройство страны в период Реконструкции и после него — времени по окончании Гражданской войны.

Однако демократическая революция достигла своего апогея с уничтожением рабства в ходе Гражданской войны, когда Линкольн был еще жив, и сразу после его убийства. Под руководством Таддеуса Стивенса радикальные республиканцы объявили импичмент вероломному Эндрю Джонсону, оказавшись на волосок от того, чтобы осудить его и отстранить от должности, провели Четырнадцатую и Пятнадцатую поправки и ввели военную оккупацию Юга под руководством Гранта, чтобы уничтожить Ку-клукс-клан.

Какими бы далеко идущими ни были эти действия, они не могли решить фундаментальный социальный вопрос, поставленный Гражданской войной: что станет с 4 миллионами человек, освобожденных из рабства, не имеющих собственности, не имеющих ничего, кроме собственной рабочей силы для продажи? Призывы к переделу земель южной олигархии, отстаивавшиеся Стивенсом, ставили под сомнение неприкосновенность частной собственности и были отвергнуты большинством Республиканской партии Линкольна, которая выполнила свою главную историческую миссию по сохранению союза и уничтожению рабства. Среди республиканцев были «уравнительные» тенденции, но это не была социалистическая партия, да и не могла ею быть.

Общепринятая концепция, согласно которой если бы только рабство было уничтожено, то Юг, в конечном счете, был бы переделан по образу довоенного Севера со «свободным трудом», с его многочисленным населением, состоящим из мелких фермеров, лавочников и ремесленников, никогда не могла быть реализована. Товарное выращивание хлопка, сахара и табака продолжалось, но нехватка денег на Юге привела к развитию системы залога урожая, известной как издольщина (sharecropping), которая, в конечном итоге, поглотила не только освобожденных рабов, но и белых бедняков Юга. Сегрегация Джима Кроу была постепенно внедрена правящим классом юга, действовавшим посредством Демократической партии, чтобы предотвратить революционную угрозу снизу. «Официальная сегрегация как образ жизни возникла не как естественный результат ненависти между расами, — позже заметил Мартин Лютер Кинг, — а на самом деле была политической уловкой, используемой зарождающимися на Юге интересами Бурбонов [правящих элит], чтобы разобщить массы южан и сделать из труд самым дешевым в стране».

Чтобы понять этот результат, необходимо взглянуть на более широкую ситуацию за пределами Юга. Гражданская война не только привела к отмене рабства. Она также привела к созданию нового индустриального общественного строя на Севере. За полвека, отделявшие Гражданскую войну от Первой мировой, США превратились из преимущественно сельскохозяйственной страны в величайшую промышленную державу мира.

Война опустила занавес над первым актом американской истории, в котором рабство было главным действующим лицом. Она приоткрыла завесу над новыми персонажами — капиталистическими «баронами-разбойниками» и промышленными рабочими. Это предсказал Маркс. «Подобно тому как американская война за независимость положила начало эре господства буржуазии, так американская война против рабства положит начало эре господства рабочего класса», — писал Маркс Линкольну, поздравляя его с переизбранием в 1864 году. О появлении американского рабочего класса в полную силу стало известно благодаря Великой стачке железнодорожников и всеобщим забастовкам, которые прокатились от побережья до побережья в 1877 году. Неслучайно, что именно в этом году республиканцы окончательно завершили Реконструкцию Юга, заключив грязную сделку с южной элитой после спорных президентских выборов 1876 года, на которых друг другу противостояли республиканец Хейс и демократ Тилден.

По мере того как американский правящий класс начал выступать против трудящихся внутри страны и выходил на империалистическую тропу войны за рубежом, он находил, что мысли Линкольна следует нейтрализовать с помощью ритуальных и пустых призывов, которые стремились превратить его в безобидную икону патриотизма и капиталистического самосовершенствования. Любопытно, что больше всего эта легенда привлекла внимание циничных и озлобленных радикалов из среднего класса Америки и чернокожих националистов.

Примечательно, что пять лет назад Мировой Социалистический Веб Сайт был вынужден защищать Линкольна — наряду с Джефферсоном, величайшим апостолом американской демократии, — от попыток газеты New York Times (NYT) и ее флагманского «Проекта 1619» изобразить его типичным расистом, равнодушным к рабству и враждебно настроенным к чернокожим. Как и следовало ожидать, NYT нашла широкую поддержку среди фальшивых «левых» представителей академической среды и самозваных социалистов. И это несмотря на экзистенциальную угрозу, которую явно представляет собой восхождение фашизма, связанного с фигурой Дональда Трампа!

Но подобные попытки очернить Линкольна так и не увенчались успехом ни в том, чтобы ослабить его влияние на настроения рабочего класса — черного, белого и иммигрантского, — ни в том, чтобы стереть память о его руководстве Второй американской революцией.

Это указывает на более глубокую природу трагедии 14 апреля 1865 года, — не того, что могло бы быть, а того, чего уже не могло быть. Линкольн был продуктом своего времени, «уникальной фигурой в анналах истории», как выразился Маркс.

Дональд Трамп также является продуктом своего времени. Он олицетворяет американский капитализм в состоянии окончательного упадка, со всем его гангстеризмом, алчностью, неприкрытой ненавистью к демократии и абсолютной глупостью. Сын привилегированного отца, порождение преступного мира нью-йоркской риэлтерской мафии, «политическую программу» которого можно резюмировать одним словом: «воровство», — у рабочих в США и во всем мире, что должно быть достигнуто империалистической войной за рубежом и сведением на нет достижений первых двух американских революций.

Линкольн, с другой стороны, выразил и сам воплотил многое из того, что было «великого и хорошего» в молодой американской республике, и прежде всего идею равенства, выдвинутую этими двумя революциями с разницей всего в 79 лет. Казалось, только в Америке мальчик, выросший в приграничной бедности, — сын полуграмотного фермера, проучившийся в школе всего один год, — только тут он мог возвыситься и возглавить революционную войну за уничтожение рабства.

Как выразился Маркс в своем письме Линкольну от 1864 года, рабочие всего мира

предвестие грядущей эпохи усматривают в том, что на Авраама Линкольна, честного сына рабочего класса, пал жребий провести свою страну сквозь беспримерные бои за освобождение порабощенной расы и преобразование общественного строя.

Исторические труды по этой теме в издательстве Mehring Books:

Richard Carwardine, Lincoln: A Life of Purpose and Power

 James McPherson, Battle Cry of Freedom: The Civil War Era

James McPherson, What They Fought For 1861-1865

James Oakes, Freedom National: The Destruction of Slavery in the United States, 1861-1865

James Oakes, The Crooked Path to Abolition: Abraham Lincoln and the Antislavery Constitution